Каждый сам по себе
Жёстким карандашом по графлёной бумаге.
Буквы в разлёт да звуки в распад.
Да как же собрать эти, чёртовы, звенья,
Чтобы задуматься, даже не злиться, а просто понять?
Каждый сам.
Вот и ты для чего-то да нужен.
Каждый сам.
Так живут. Умирают любя.
Только каждый по-жизни, по-своему, чем-то нагружен.
И на каждого, если не сталь, то чужая рука.
Ну а если не смех?
И не греет ночами любовь?
То какая тут жизнь – только кровь.
Но уняться ль, возможно?
Возможно!
Но значит – предав, промолчать.
Ну, а завтра – вновь СУД.
Лучше крикнуть, да так, чтобы гудело в руках и в ушах.
Бить наотмашь! Хлестать не жалея подпруг!
Только так!
Каждый сам по себе.
Но одни подставляют под выстрел других.
Ты не знаешь зачем?
Я тоже пытаюсь понять.
Так, что судорогой сводит ночами горячую грудь.
А ты молчишь и не знаешь, что нужно сказать.
Ты успеешь.
Терпи!
Привыкай умирать!
Я в пути.
Сам люблю.
Сам пою.
Сам живу.
Сам пытаюсь слагать.
Мир
Мир дверей, прозрачных стёкл.
Мир находчивых людей.
Мир теней и мир пророков.
Мир безжалостных плетей.
Мир восходов и рассветов.
Мир любви – жестокий мир.
Мир наказов и советов.
Мир чумы – кровавый пир.
Мир за «равенство и братство!»
Мир «во имя всей земли!»
Мир насилия и воин.
Мир безумия и тьмы.
Мир забытых и погибших.
Мир порочных и святых.
Мир, в котором каждый – первый.
В тихой поступи вторых.
Мои стихи. Твои ветра.
Мои багряные одежды давно уже остыли.
Их не касаются теперь ветра твоей надежды.
Мои цветные сны давно уже простые.
Какими стали мы холодными и злыми.
А помнишь, мы вдвоём в ночи когда-то здесь гуляли?
И кто-то пел, а мы с тобой восторженно молчали!
Теперь всё это далеко, наивно и нелепо.
А жаль, хотелось бы иметь души наивной слепок.
Многозначительно молчишь? Ну что же – твоё право.
Ведь нас не вырвать из вчера, не заключить в оправу.
Не взять в счастливый сладкий плен, не спрятать в одеяло,
Не избежать, не убежать, чтоб завтра не настало.
Но, а сегодня всё не так, не так как нам мечталось.
Мы не кричим и не поём, и реже говорим.
Твои ветра умчались прочь, и ты одна осталась.
Мои багряные стихи я посвящаю им.
Мой дом
Мой дом – моя крепость, ночной бастион,
Вековым парализованный гулом.
По окна зарылся, стал позорным бичом, –
Храм мрака – живая могила.
Он точно забылся, считая года,
Внимая их скучным минутам.
И жребий его поглотила вода
Ранним утром холодным и мутным.
Чердак его вечен – погост тысяч звёзд.
Руины эпоха укрыла.
Живое дыханье ушедших отцов, –
Слиянье верёвки и мыла.
Хотелось писать
Хотелось писать и не думать о снах.
Раскрытые ставни окна.
Хотелось писать. Я не знаю о чём.
Я – нем. Ты – слепа до утра.
Познай. Заключи меня в сжатый кулак.
Смотри мы одни на краю.
И ты засыпаешь под тёплой рукой,
В объятиях сжав тень мою.
Тиски на висках. Как нежна твоя грудь!
Крючками, копошась в мозгу…
Сожги мою плоть, мне претит прогнивать.
И, может быть, я не умру.
Я вспомнить смогу. Вот под силу ли им,
Всем тем, кого знал и не знал.
Поверь! Я построить всегда их готов
На первый, второй – рассчитав.
Я знаю, ты веришь и слышишь меня
И ищешь словами слова.
Молчанье моё – это песня твоя.
Так – пой! И прозреешь тогда.
Я думал, когда оставался один,
Когда вспоминал о тебе.
И сердце молчит и не знает зачем,
Доверие, взяв под прицел.
Возьми меня в руки! Ну что ж ты стоишь?
Возьми и срази, подчини.
Быть может, пьяны мы?
Нет, просто воскресли!
Прижмись же, согрей, обними.
И вот уже рядом.
Вновь чистые строки…
Дыханье.
Глаза.
Унисон.
Награда моя, ты пронзаешь меня.
Я – нем. Ты – слепа.
Явь и сон.
Она – песня сама
Горячий чай.
Солнечный луч за окном не весел.
Раскрытая книга. Бездумные тени.
Паузы в мыслях – рождение лени.
Вот сейчас, сейчас…
Хочется только о главном.
Вот ещё, ещё, и…
Бьётся голубем сердце в клетке.
Колотится. Стучит клювом между рёбер – сознание.
Момент!
Сегодня опять какой-то нужный день.
Необходимый.
Но это опять не, то, что хотелось.
Вот если бы о жизни,
О том, как вздымается грудь,
Как меха души, раскрываясь, поют
Да о счастье, просто о счастье,
Или хотя бы о пуле в висок.
Да как?
Какой же рукой?
Какая струна фальшивит?
Вот в небо! Сейчас бы – в небо!
И птицею раненой вниз.
Пожалуй, смог бы! Но крылья не те…
А значит небо пока – потолок.
Придётся ждать.
Молчание…
Бездумное молчание злит меня.
Суметь бы, успеть бы, воздать по заслугам.
Раздать по справедливости.
Как хочется мира!
Но стервятников столько,
Что просто нет мочи…
Насытить.
Необходимо насытить клинок свежей кровью.
Сжать в кулаке и раздавить.
Чтобы хлынула ручьём желчь.
Поганый рот плетёт смуту.
А мне бы тропу! Мне бы тропу!!!
Да вот любовь ни жива, ни мертва.
Лишь по весне заплетает мне кольца,
А должна бы плести кружева.
Тонкий волос на нём три узла,
Полстакана ума, и к стене – отдыхай голова.
Толстый волос в девять узлов.
На счёт – три, начинай!
Я бегу, меня ищут.
Я бегу от себя и от слов.
Правда можно и спеть.
Только, правда, она ведь во мне.
Поцелуем к сердцу ожог.
И сначала, сначала – по-горло комок.
И она: сама жизнь! Сама цель!
Она – песня сама…
Болен я
Болен я неизлечимой болезнью крыла.
И хоть ног оторвать не могу от земли,
Но душа…
Стремится порвать нить!
Ведь ей всё равно сейчас.
А тело?
Тело хочет уснуть на тёплых коленях
Согретое лаской руки.
Хочется забыться ему, насовсем.
Но всё ж таки болен я.
Всё ж таки болен.
Такой неизлечимой болезнью – мечтать.
Но, то ли жить не умею я, то ли наоборот.
И готов быть как все!
Но в спину удар.
Видимо не судьба.
Не дано мне молчать,
Коль в груди затаилась любовь,
А в глазах засверкала гроза.
Значит врозь! Значит в клочья!
В конвульсиях сжался кулак,
И с размаху сечёт шею – греет плаха.
Просто болен я…
Болезнью прожить жизнь без страха.
Без страха – не пустить её прахом.
Ты можешь…
Ты можешь выйти из зоны дождей?
Ты можешь стать просто белой рекой?
Почему ты, до сих пор, не вышла из берегов?
Ты же видишь, как я космическим камнем
Разрываю оболочку твоего спокойствия.
Как я кричу тебе, шипя и плавясь.
Ужас застыл в глазах моих,
А кровь превратилась в пламя.
Диким эхом, наполняя небо:
Я падаю! Падаю! Падаю!
Я падаю! Чтобы разбиться вдребезги
О холодную засохшую землю…
Скажи, ты можешь стать просто белой рекой?
Я иду. Я живу
Я иду над рекой.
Сквозь время иду, сквозь пространство,
Сквозь новые чувства.
Мне легко быть собой.
Я иду над рекой.
В чёрном небе луна, звёзды, ветер, вода
И окрест тишина –
Высоко над рекой.
Переход через ночь –
Отторжение дня в лабиринте глубин.
В полночь, в пламя огня
Я иду над рекой.
Ведь иначе нельзя.
От вас
Я заимел в спину нож.
Я получил пулю в глаз.
А вы мечтали быть тем,
Кому осталось жить час.
Мне режут ухо слова –
Тупая, глупая брань.
А вы бы хотели быть тем,
Кому диктует жизнь – дрянь?
Нет смысла лгать – я устал.
Мечты погибли давно.
И вперемешку теперь
Любовь и страх заодно.
А в спину – нож.
Пулю – в глаз.
Нет. Я не буду скрывать!
Я получаю давно. Я получаю от вас.
Игра
Мне трудно дышать – я играю с огнём.
Лишний вдох оседает на лёгких свинцом.
Может рано сейчас танцевать под кнутом?
Но знаю я, поздно будет потом.
Неясность на небе, неверность в глазах,
Беспамятство в строчках – вчерашних стихах,
Бессмысленность, глупость в летящих словах,
Но, как много правды в скользящих ветрах.
А если поверить? Войти в этот дым?
Ведь мёртвым – так просто. Уж лучше – живым.
Уж лучше на фоне летящей волны.
Уж лучше средь звуков протискивать сны.
Не лучше ль быть прежним? Игра – есть игра?
Нет! Время пришло! Наступила пора!
Любить должен каждый, ведь каждый любим.
Люби – не суди, и не будешь судим.
Когда же финал? Но всё пляшет перо.
Как трудно решить: где добро, а где зло.
Глядеть только в омут, глаза не косить,
Остаться собою и с честью прожить.
Мне скажут: «Не тяжко ль любить между строк?»
А мне как-то сладок мой чёрствый кусок!
Тут дело такое: не пальцы сгибать.
Тут дело сложнее: прожить – не проспать.
А если кто знает, как жить. Что ж, тогда
Для каждого в небе найдётся звезда.
Сквозняк новой правды являет зима.
Зима наших глаз – ледяные сердца.
Мне трудно дышать. Я хочу быть живым.
Уж лучше вторым, чем ничтожным и злым.
И, может быть, слишком жестока игра.
Но выбор за мной. Оступиться нельзя…
Чернышовой Виктории
* * *
Поэт забытым словом и сказаньем
Писал тебя в стихах, что так тесны.
Как исстари водилось и поныне.
В стихах покоя, солнца да весны.
Как будто проросло седое знанье.
Как будто бы он вышел на погост.
Раскинул руки вширь над мирозданьем
И к солнцу да ветрам построил мост.
Так поминай его вином и хлебом.
Пусть все забыли, помнишь только ты,
Что он дождём прольёт над отсыревшим небом
И с именем твоим на старых струнах
Он над распятьем закружит листы.
Воскресение
Ледяное спокойствие требует выси.
Отчаянный крик – безжалостной пытки.
Ты чувствуешь, как я крадусь к твоим тайнам.
О, как они властны и как они прытки.
И там за чертой двух сердец и могилы
Лишь в страстном мозгу могут вспыхнуть победы.
Но их не познать никому из ушедших.
Победы те нынче так дряхлы, так седы.
Приди ко мне ночью в моё воскресенье.
Тогда ты увидишь: любовь – это слитки.
Которые, я собираю глазами.
Чтобы чувствовать высь, чтобы требовать пытки.
К картине Крамского
Я преклонённый пред тобою.
Твой взгляд как устье тысяч рек.
Твой лик печать чужой эпохи.
Печальный грустный человек.
В пустыне напоённой светом
На камнях, что светлеют как белки
Ты молча молишься, направив мысли к небу,
Покрепче сжав худые кулаки.
И глаз твоих чернеющая вольность –
Сердец людских надёжный талисман.
Как будто вновь родившаяся, правда.
И точно, будто умерший обман.
* * *
Я солнца выцветшим сапфиром
Укрыл бы грудь свою тогда,
Когда сокрыла бы могила
Мой сон и тайн моих года.
Огнём сраженный в одночасье
Я перестану быть собой.
Я перестану рвать на части
Свободу, тишину, покой.
Твой взор не ляжет тенью страсти
На мой, такой живой в ночи.
Как карты, что кроют мастью масти
Как в зеркалах огонь свечи.
И лень – мой друг протяжным воем
Наполнит небо тишиной.
Зажжёт костры с привычным горем
Из песен глубины седой.
Я растворюсь в лучах заката.
Я буду вечной тишиной.
И ночи стану младшим братом.
И осень назову сестрой.
Жду тебя
Зачем я здесь один? Зачем забылся?
Опять сижу в заснеженном саду.
Куда я шёл, и как здесь очутился?
Кого так безнадежно долго жду?
Тяжёлый взгляд мой пал на – пышность ёлок,
На – солнцем им подаренный наряд.
Но скорбь и муть мешают разобраться:
Кто прав, на этот раз, кто виноват.
Я болен? Да. Но сам желал я боли.
Я одинок? Что ж, я виню себя.
Хочу забыть. Но я не хладнокровен.
Любить хочу. Но это тоже зря.
Бежать! Куда бежать? Какой дорогой?
Где мне спастись? Как обрести себя?
И, кажется, свинцом налились ноги,
И тяжела, как спьяну голова.
Где выход? Снова в жар меня бросает,
Агонией душа воспалена.
И даже снег в руках, чернея, тает,
И прочь уже течёт одна вода.
Мне неизвестность отвечает молча.
Меня слегка тревожит пустота.
Но я уже не слышу их, я снова,
Пусть безнадежно, всё же жду тебя.